Удивительно в мире устроено: ему она не
нужна, но у него она есть. Я ей ни на что не сдался, но принадлежу с
потрохами. Мне без неё неважно живётся, трудно работается и плохо
спится, но всё впустую: она чужая жена.
… Она меняется. Забавно наблюдать, как день ото дня она прямее держит
спину, отрабатывает эффектные позы, царственную улыбку и надменный
взгляд. Растёт девочка. Хотя какая она к чёрту девочка: молодая
уверенная в себе женщина. И я нужен лишь для того, чтобы всё в её семье
было хорошо. Со мной можно выплеснуть эмоции, покапризничать, получить
очередной подарок и порцию приятных ощущений. А потом она
«завертикалится» (то есть встанет, словечко из её лексикона), поправит
волосы, подкрасит губки и упорхнёт к мужу-сухарю. Которому, кажется, до
лампочки, чем ненаглядная живёт и дышит. Зато я знаю о ней всё. Даже про
голубые чашки…
Я
Не голубые, а синие. Синие фарфоровые чашки, поверху золотой ободок,
внутри белоснежные. И блюдца к ним. Производства Ленинградского
фарфорового завода, того, старого. Теперь такой сервиз можно отыскать
лишь у коллекционеров, да и то не целиком на шесть персон, а остатки
роскоши с треснутыми ручками и стёршейся золотой эмалью…
Мне было 17, когда чашки материализовались во всей сине-золотой красе.
Дома у Андрея, на грандиозной по размерам кухне. Три пары чашек на
блюдцах, сбоку белая салфеточка и серебряная ложечка. Величественно
седовласая бабушка Кира Петровна пригласила к чаю:
- Андрей, представь, пожалуйста, нашу гостью. Давайте попробуем варенье из крыжовника, варила по старому рецепту, с ореховым ядрышком внутри.
Я всего лишь занесла конспекты по физике захворавшему однокласснику и -
влюбилась. Сначала в чашки, потом в варенье, Киру Петровну и для полного
комплекта в Андрея, к которому прилагалось всё это счастье. Девочку,
выросшую в однокомнатной квартирке безлико-панельного монолита, бытовые
излишества ослепили, оглушили и сбили с ног. Оказывается, бывает другая
жизнь. Где есть мама и папа, они работают докторами, ходят в белых
халатах, ездят на какие-то симпозиумы, пишут страшно важные статьи,
разговаривают по модному телефону-трубке. Есть бабушка, беленькая и
хрупкая, словно сахарная фигурка на торте. Бабушка подкрашивает седые
букли фиолетовой «Иридой», укладывает в «вавилоны», носит кружевные
воротнички и яркие фартучки. У Киры Петровны всегда готов обед и
«что-нибудь к чаю, по рецепту Эммы Семёновны». И когда Андрей
возвращается со школы, ему всегда рады, всегда ждут.
А у меня по-другому. Мама, которой никогда нет дома. То уехала за
товаром в страну с мягким «пшекающим» языком, то приехала и «без задних
ног»… Квартира заставлена огромными клетчатыми сумками, в брюхе которых
скрываются джинсы всех размеров, пушистые кофточки цвета вырвиглаз и
дамское бельё с колючими кружевами. Об отце давно ничего не слышу,
кроме: «Даже алиментов не присылает, паршивец». Мама у меня молодец, не
теряет присутствия духа. На быт ей глубоко наплевать: на полке две
эмалированные белые кружки, в стакане по паре ложек и вилок, в буфете
скучные фаянсовые тарелки. Старенькие, но чистые полотенца на
крючках-липучках. Главное, чтобы я поступила в институт и вышла замуж,
говорила мама. И я верила. Пока не увидела те самые чашки — синие, с
ободком…
Андрею, в принципе, было всё равно, с кем ходить в кино и целоваться. А я
шалела от его поцелуев уже потому, что этими же губами он пьёт из
волшебных фарфоровых чашек. Мама права: замуж надо. А встать на ноги,
закончить институт и стать человеком – дело десятое. Когда в твоём
буфете есть такой сервиз, жизнь сама вывезет – к престижной профессии,
модному телефону без перекручивающегося шнура, крыжовниковому варенью. И
абсолютно стабильной, счастливо-благоустроенной судьбе.
Андрей поступил в медицинский (династия - великое дело), я чудом
проскочила в педагогический. После диплома поженились. Его доконала моя
настойчивость и увещевания Киры Петровны, мол, «стыдно людям в глаза
смотреть, девочка у нас часто ночует». А я знала, что все дороги хороши и
любые способы приемлемы, лишь бы по вечерам пить чай из сапфирово-синих
красоток. Понимаете, у меня к Андрею больше, чем любовь: уверенность,
что только такая жизнь - правильная.
Он
Всё началось на том новогоднем корпоративе. Заскочил поздравить
постоянного клиента, вручил причитающийся шоколад и алкоголь директору,
тот, разомлевший от тёплой праздничной атмосферы, пригласил
присоединиться к коллективу. Я плюхнулся за стол, огляделся, стройная
соседка шепнула: «Можно, я вам свой коньяк отдам? Терпеть его не могу, а
шеф обижается, что не дегустирую, специально покупал, старался. Кстати,
я Аня».
И этот коньячный заговор сразу настроил на нужный лад. Мне вдруг
захотелось говорить цветистые тосты, «воровать» с дальнего конца стола
бутерброды с икрой, а потом дурашливо-изумлённо коситься на залежи
угощения. Она смеялась, сморщив нос и прикрывая рот ладошкой,
аплодировала тостующим и поглядывала на часики.
- Спешим домой? – с намёком спросил я.
- Ну да, - улыбнулась она, - муж обещал зайти.
Я расстроился, приналёг на коньяк,
который все деликатно обходили вниманием, и попытался заигрывать с
грудастой бухгалтершей. Мадам отозвалась на комплименты, но победа не
обрадовала. А Аня даже не заметила, что я «ушёл на сторону». Вскоре
встрепенулась, выпорхнула из-за стола: в дверях возник высокий товарищ в
пуховике, только очки из-под капюшона поблёскивали. Она подскочила,
чмокнула: «Я сейчас, собираюсь уже!» А блёклый товарищ аморфно кивнул…
И я не растерялся. Пошёл следом за чужой женой, догнал в сумрачном
коридоре, схватил за руку. Она испуганно вытаращила глаза, а я не дал
опомниться: «Записывай мой номер, при мне, на мобильный. Готово? Набери,
проверим, правильно ли…» Заветные десять цифр высветились на дисплее:
есть! И хотя я небрежно брякнул: «Позвони как-нибудь после праздников»,
через час ей ушло сообщение: «Нужно увидеться. Завтра?»
На дворе опять лето, значит, почти полтора года. За это время в Аню
вложены тонны эмоций, километры нервов, энная сумма ассигнований, бездна
надежд и море всего, что должно быть между мужчиной и женщиной. Прямо
говорил, что готов сбежать из гражданского брака, тайно венчаться в
церкви и жить с ней на краю хоть синего, хоть оранжевого моря. Намекал,
что испытываю глубокие чувства и не оставлю одну. Но она на моё
гусарство чихать хотела. Может, без шуток надо, по-серьёзному? А вдруг
засмеёт?
Я
Конечно, это жутко неправильно, что есть кто-то, помимо Андрея. Но чтобы с синими чашками всё срослось, надо пройти через это…
Скоро семь лет, как мы женаты. Живём в моей однокомнатной, мама
перебралась к «любви всей жизни» Петровичу. Я переклеила обои, сменила
мебель, повесила парчовые шторы, роскошные, словно театральный занавес. В
кухню втиснула аховский дубовый гарнитур, фартучки и салфеточки
развесила-разложила. Но почему-то не получается выветрить какую-то
женскую одинокую неудачливость: часто, забывшись, я пью чай не из
приличной чашки, а из старенькой эмалированной кружки, которую не
выбросила не то из жалости, не то из хозяйского расчёта.
Андрей приходит после работы, ужинает, читая книгу, смотрит телевизор,
желает мне спокойной ночи и засыпает. Иногда он радостно возбуждён: на
работе что-то произошло или у друзей оказия. По поводу событий в моей,
то есть нашей, жизни он всегда олимпийски спокоен и нордически холоден.
Словно прозрачная тень, бестелесное привидение передвигается по комнате,
касается предметов длинными ледяными пальцами, листает страницы книг.
Порой мне кажется, что дом и есть для него работа, отбывает положенные
часы, а едва истекает время, облегчённо сбегает к родителям или в свои
больничные покои. Киры Петровны уже год нет, и я надеялась, что синие
чашки перекочуют ко мне. Вместе с привычным Андрею духом уютных
мещанских излишеств. Увы, свекровь
не предложила, а я постеснялась просить. Рискнула бы, если бы не её
фраза: «Когда порадуете нас внуком? Знаете, Анечка, бывают случаи, когда
оба родителя совершенно здоровы, но при этом не способны сотворить
совместное потомство, прямо-таки фатальная несовместимость. Как правило,
если пара распадается, в новых семьях дети возникают с потрясающей
быстротой. Врачи так прямо и рекомендуют не мучить друг друга». Вот что
значит воспитанные люди: никаких тебе лобовых претензий, всё намёками,
безличными фразами. Правда, подозрительно часто.
…Наверное, можно было бы махнуть на всё рукой и жить с другим человеком.
Но человек слышать не хочет о каких-то глупых чашках, для него всё
просто, слишком просто. Он из таких же, как я, босяк без роду-племени,
ему - что эмалированная кружка, что фарфоровая вещица – без разницы,
лишь бы чай наливать. Нет, не годится.
Вчера больно сжал, сдавил плечи, на предплечье даже синячки
от пальцев остались. Ощерился, словно зверь: «Хватит издеваться надо
мной!». А я не испугалась ни капельки: подумаешь, грубиян, Андрей
никогда бы себе такого не позволил!.. Всё-таки человека воспитывает
среда, окружающие люди, это важнее.
Сейчас лето, и у меня ещё есть время свернуть эту историю, выйти из
ситуации тихо-мирно. А к осени погода испортится, настанет сезон
спасительных широких плащей и объёмных курток. Даже если на улице
встретимся случайно, ничего не поймёт. Свекровь, безусловно, дело
советовала, только зачем из-за подобной мелочи расставаться?..
Я уже и полку освободила под них в буфете, и серебряные ложечки купила. Будут у меня эти чашки.