Наша жизнь

- Не осторожничай, зажаривай до корочки! Вот так, с обеих сторон. Чеснок почистила? Умничка! Сейчас натрём наши гренки и отправим в целлофановый пакет, чтоб чесночным духом пропитались да пропарились. Давай пока чаю выпьем, поди умаялась, помощница…

Из другого мира

Было, было в Настёниной жизни хорошее, но давно, как в выцветшей картинке. Они переехали в наш дом шумно, эффектно. Статусно-пузатый папа, холёная мама и девочка-трёхлеточка во всём заграничном. Пока дюжие грузчики таскали хозяйское добро, мама не спускала глаз с работяг. Зорко следила, чтобы не поцарапали пианино, чуть не зашлась сердцем, когда неловко взяли импортный, диковинный в ту пору холодильник. Ни на минуту не прекратила надзора, разве что тень перешла, шляпу в горохах нацепила и веером обмахивалась. Статусный папа призывал: «Лялечка, да брось ты, пора Настеньку кормить и спать укладывать», но Лялечка даже голову не повернула… Муж мой, по наивности предложивший пару рабочих рук в помощь, получил ответ презрительным взглядом. Тихонько шепнул мне: «Ну и мадама к нам приехала, чистая управдомша. Эта жару даст».

Прав оказался. Лялечка, в миру оказавшаяся Лидией Семёновной, казалась вездесущей. В детской песочнице она зычно покрикивала на чужую ребятню, чтобы не обсыпали песком её драгоценное чадо. А чадо и радо бы вступить в обычную ребячью возню, да грозная матушка не велит. В общем, со всего дома пострелята озорно куличики лепят, а Настёна под присмотром грозной мамаши по периметру песочницы шагает… Правда, однажды мама отвлеклась на модный журнал, и Настёна прорвалась к «своим». Вывалила перед очумевшей ребятнёй карманное богатство своего вельветового комбинезончика: тут вам и брелок с тётенькой в купальнике, и крошечный карандашик на цепочке, невиданный пупсик в золотых башмачках. Ребятня, секунду помыслив, налетела с гулом: когда ещё такой аттракцион случится? Минут десять это было общее счастье, взаимная дружба на века и обещание «дать поиграть пупсика на денёчек»… А потом Лилия Семёновна вынырнула из недр журнала, оценила «безобразие», выдернула из кучи детворы свою наследницу и с рёвом увела домой. По пути звучали слова «голытьба», «они тебе не ровня», «что перед босяками-то цирк устроила?» Другие мамаши после инцидента всласть перемыли косточки «Лялечке» и пожалели её бедную малютку, которой теперь «одной куковать».

«Папа может всё, что угодно»

В положенный срок наши сорванцы отправились в местную школу, а Настёну папа определил в престижную языковую гимназию. Каждое утро крошечная девочка запархивала в нутро блестящей чёрной машины, а к обеду тем же способом возвращалась. Чем занималась Лилия Семёновна, одному Богу известно: в ближайших продуктовых магазинчиках её не видели, в парикмахерских «для простых граждан» дама тоже не обслуживалась.

Бог ведает, что творилось в том хрустальном мирке за массивной дверью, обитой вишнёвой кожей и золотистыми заклёпками.

Мои тройнятки исправно приносили из школы похвалы и средненькие отметки, росли себе, как все. Муж по утрам любовно поглаживал крепенькие мальчишеские затылки, пока белобрысые головёшки, уткнувшись, лопали кашу. Потом один из сынишек канючил:

- Мам, а к обеду чесночные гренки сделаешь?

- Сделаю, солнце. И когда они вам поперёк горла будут? Каждый день два батона жарю и чесноком натираю…

- Ма-ам, ну сделай!

А потом пузато-пафосный Настин папа выкинул фортель, который со многими случается, когда кресло под тобой надёжное и портфель серьёзный. Настин папа вдруг решил, что Лилия Семёновна глупа, не образована, работать не приучена, истерична, сидит на его шее. В общем-то, грустные обстоятельства не вчера открылись, тут причина серьёзнее нарисовалась: Настин папа задумал побег из семьи. Естественно, к другой «Лялечке», которая давным-давно имелась на горизонте. Однако, как «трепетный отец» и «честный человек» должен был уйти красиво: во всём обвинить Лилию Семёновну, сказать о своём разбитом отцовском сердце, оставить квартиру и имущество и пообещать не бросать дочь…

Мои ребятишки возвращались поздно, благо, летом можно гулять дотемна. А на лавочке сидела Настёна, совсем одна.

- Настя, привет. Ты чего здесь? Поздно ведь…

- А у нас беда. Мама с папой больше не живут, папа ушёл. Мама плачет уже несколько часов подряд и никого не хочет видеть…

- Ну, к нам пойдём! Если что, тётя Лиля за тобой придёт. У нас знаешь, что есть? Чесночные гренки! Вку-у-усные!

…В тот вечер Настёна впервые попробовала простой чёрный хлеб, обжаренный до корочки и натёртый чесночной долькой. Лилия Семёновна в тот день за ней не пришла. Она вообще ещё долго ни о чём не могла думать, кроме своей потери.

Настёнин папа, как честный человек, полгода возил свою кровиночку в престижную гимназию, а потом перевёл в ближайшую к дому обычную школу.

Материнские страдания

Так и прописалась Настёна в нашей жизни. Прежний лоск, все эти знакомства с ребятами из гимназии, привычка к сытому изысканному столу, импортным одёжкам – мигом слетело с неё это, она и рада была стать своею среди простых. С ребятами моими не ссорилась, куда там, они за неё горой. А та в благодарность за человеческое тепло знай чесночные гренки жарит им и братиками зовёт…

Конечно, заходилось за неё у меня сердце. При живой-то матери ребёнок на чужом дворе обретается. Собралась с духом и пошла к Лилии Семёновне.

…Та открыла, в квартиру пустила, но присесть не предложила. Стала грозной статуей, руки на груди сложила:

- Стыдить меня пришла? А мне теперь всё едино, не до стыда. Об одном только думаю: как этого поганца наказать, да крале его козни устроить…

- Лилия, это ты сама решай, что с бывшим делать и новой его женой. Но ведь ещё Настёна есть, ты ей сейчас очень нужна…

Лилия помрачнела. Рукой указала на диван, мол, присядь. Я покорно опустилась.

- Права ты, Наталья. Есть девочка. Знача бы ты, как я её хотела, как баловала, как ждала, что родится. Он ведь знаешь, как любил меня когда-то? Что ты, на руках носил! «Лиличка-лялечка», все пальчики на ногах обцеловывал, говорил, махонькие, будто ягодки лесные… Просил девочку, чтоб на меня была похожа. Чтобы Настенька, как в сказке была… Года через три я ему эту «сказку» и подарила. Настенька, девочка, на него похожа… Только не долго у нас эта сказка продлилась. А как дальше – ума не приложу. Им ведь жила, за ним и только ради него. А на Настю смотрю сейчас – и злобой исхожу вся… Вся она – напоминание о прошлой жизни.

Долго молчала Лилия, потом проводила меня до двери:

- Не держи зла, Наталья. Разберёмся как-нибудь, напечём ещё с ней пирожков «со счастьем», дай только в себя я приду. А девочку пока при себе придержи, отблагодарю.

Фирменный рецепт счастья

Они так и не смогли испечь «общего пирога». Настёна покорно помогала матери по дому, прилежно училась, а едва минутка досуга – сбегала ко мне. И жарила, жарила с каким-то упоением эти гренки, давала им пропитаться чесночным духом, поливала маслом, раскидывала по тарелкам парням, которые давно уж выросли в лобастых дядек.

А потом тихой шустрой мышкой вышла замуж. Не по великой любви: мы вообще не поняли, откуда этот очкастый ботаник взялся. А знаете, как это бывает: чтобы не встречаться с обстоятельствами, которые нас мучают и пугают, мы сознательно соглашаемся на меньшее зло. Чтобы не становиться им для матери взаимным кошмарным, она тихо сбежала замуж. В какой-то Богом забытый городок… Я напрасно ждала писем.

…Лилия угасла тихо. То вдруг налилась какой-то яростной, неистовой красотой, соседи даже решили, что снова наша «мадама» под венец отправится. А буквально через месяц тихо сошла на нет. Усохла, будто обветшала. Я была с ней в минуту последнего вздоха. Сжав мою ладонь, она просипела: «Об одном жалею: так и не достала этого поганца. А теперь из меня и дух вон… Тот самый, невыносимый, чесночный».

…Настёна позвонила в дверь, когда куранты уже отбили двенадцатый удар.

- Мам Наташ, это я! Приехала, вернулась! Давай скорее желание загадывать, бумажечку жечь и пепел в бокал с шампанским бросать… Ой, а стол у тебя какой богатый! И чесночные гренки, мои любимые, тоже есть!

Потом вдруг притихла, осиротевшая, остывшая с первого восторга, и спросила:

- Мама ведь – всё?

Я ответила одними глазами. Она оловянно застыла, не зная на самом деле, что чувствует. Спросила: - А обо мне спрашивала?

Я глотнула бокал с шампанским, в котором пузырилось пепельное желание, и без сомнений ответила:

- Говорила, что очень скучает без твоих чесночных гренок.