КАК УБЕРЕЧЬ ЛЮБИМОЕ ЧАДО ОТ БЕД, ПРИВИВАЯ
ЕМУ НАВЫКИ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ?
Ближе к году из беспомощного комочка кроха превращается в любопытного
сорванца, исследующего все вокруг. А мамочке сложно перестроиться: ей
по-прежнему хочется защитить, оградить и подстелить любимому чаду
соломки. Карапуз усиленно сопротивляется маминой опеке и говорит: «Я
сам!» Как маме и малышу понять друг друга? ПОПЕРЕК ЛАВКИ
Пока я лежал, меня все устраивало. Дают кушать по требованию, играют,
нежно воркуют. А если захочется перемен, достаточно запищать, и мама
тут же берет тебя на ручки. Так я понял, что из вертикального положения
видно гораздо больше – и вскоре пополз, а потом и сделал первые шаги.
Уже тогда мама хваталась за голову: вот только что тут под ногами был
ребенок, а через секунду он уже гремит чем-то на кухне. Ну и конечно,
выяснялось, что все кастрюли и крышки вывернуты из шкафов, а сам я сижу
среди перевернутых банок с макаронами и горохом и радостно хохочу. Мама в
панике: развлечений на минуту, а уборки – на полдня. Тогда-то и
зазвучало впервые жесткое «нельзя». Причем особенно категоричное
«нельзя» касалось гороха и макарон, засунутых в рот без маминого
пригляда, и очень интересных дырочек в стене, куда тянулись провода и
где, по уверениям мамы, жил загадочный «электрический ток». С каждым
днем запретов становилось все больше: «Вынь бяку изо рта!», «Перестань
облизывать пол!», «Куда полез, нельзя!», «Немедленно перестань мучить
кота». Получалось, что все, что интересно, познавательно и очень-очень
весело, категорически запрещалось. Потом кто-то сказал маме, что если
она все-все-все будет мне запрещать, я вырасту несамостоятельным и
трусливым парнем. Дескать, малыш должен знать слово «нельзя», но это
«нельзя», во-первых, должно быть постоянным и неизменным (уж если
запрещено трогать розетки, так не отступай от этого правила никогда и ни
при каких обстоятельствах), а во-вторых – «нельзя» не должно быть
слишком много. Поэтому мама окорачивала мои исследовательские порывы
иначе. Например, надежно заперла дверцы шкафов, где хранились запретные
сокровища – правда, несколько коробок и ящиков оставила на растерзание,
но в них не было ни острого, ни вредного, ни опасного для жизни. Мне
очень нравилось исследовать подводные глубины унитаза – но однажды и на
нем я обнаружил «замок». А вот кошачью миску изолировать было сложнее, и
совать в нее нос мне было категорически нельзя. Впрочем, после одной из
кровавых стычек с котом за его ужин я и сам понял, что лучше не надо.
ПЕРВЫЙ КРИЗИС
У мамы в голове идиллическая картинка: умытый чистый ангелочек
послушно идет рядом с нею рука в руке, не обращая внимания на жутко
интересные лужи вокруг и шелудивых псов, не кричит на бабушку, не
дерется с соседом Пашкой, зато прекрасно кушает и умиляет всех своими
глубокими познаниями и прекрасными манерами. А я – не ангел. «Если с ним
так трудно сейчас, в год, то что будет, когда он станет подростком?» –
жаловалась мама моей бабушке, своей маме. «Деточка, – сказала моя мудрая
бабушка, – то, что он сейчас так злится, пытается все сделать сам и
сует во все свой любопытный нос – это показатель того, что он здоров и
все нормально». У бабушки 20 лет педагогического стажа, так что ей можно
верить. Мама сама бы лучше вспомнила, как это сложно – учиться чему-то
новому. Например, учиться ходить. В мыслях я уже бегу, бегу к своему
лучшему другу Пирату, дворовому псу, живущему в будке у помойки, а мама
надевает на меня постромки, прямо как тоже на какую собачку, и
разворачивает в сторону. Мало того что меня пока ножки слабо слушаются,
то и дело падаю, и «бегу» – на самом деле выглядит как «несмело
ковыляю»! Уже одно это может ужасно разозлить. А тут еще и мама со своим
видением идеальной прогулки! Вот я и ору, и злюсь: на непослушные ноги,
на непонятливую маму, на усталость и – на всякий случай. Теперь любые
мамины «нельзя», даже самые-самые запретные, обязательно мною
проверяются –а правда, что ли? Про кота я уже сказал, шанса засунуть
пальцы в розетку мне не дали, поставив хитрые заглушки, но есть еще
длинная скатерть на столе, книжки на папином стеллаже, швейная машинка и
мобильный телефон мамы и много другого увлекательного… Маме приходится
следить за мной во все глаза, кабы чего не вышло. Но ведь я не только
окрестности изучаю, мне и люди очень интересны. Вот что будет, например,
если я откажусь сегодня есть свою любимую гречневую кашу и начну ее
выплевывать? О, мама начала ругаться, это так смешно выглядит! Раз это
так смешно, пожалуй, в ванной тоже сегодня устрою истерику – посмотрим,
как она на это среагирует? Испугается? Рассердится? Рассмеется? Мама,
конечно, устает, ее можно понять. Но мне так интересно испытывать ее,
папу, бабушку, себя и свой характер на прочность. Правда, иногда это
заканчивается печально, слезами, наказаниями, а однажды мама не
выдержала и, хлопнув дверью, выбежала из комнаты. Вот тут я
по-настоящему испугался, и все капризы вылетели у меня из головы. Ведь
каким бы самостоятельным я ни был, как жить без мамы, пока не
представляю. Кто мне поможет надеть колготки и нальет попить? Конечно,
мама! Кто утешит, если что-то не получается? Тоже мамочка. Мне всего
год, и я пока только притворяюсь самостоятельным, мама, мамочка, не
уходи!
И еще мне кажется, что я все могу.
Например, могу бежать быстрее всех во дворе и залезть на самую высокую
горку. Ну подумаешь, упал однажды. А мама бросилась ко мне с
причитаниями и плакала, пока я сам не начал ее утешать. И конечно,
запретила мне залезать на горку.
УЖАСНЫЕ ДВУХЛЕТКИ
В два года мама совсем перестала называть меня зайчиком, зато
«кошмарный ребенок» звучало все чаще. Вот я не понимаю: чего ужасного в
том, что я хочу все сделать сам? Дайте мне ложку, я могу сам есть, не
надо меня кормить! И колготки я могу сам надеть! Пусть задом наперед, но
сам! Недавно мама сказала, что скоро я пойду в садик и мамы там не
будет. Поэтому мне надо готовиться к жизни без семьи, а мне не дают. И
при этом все снова твердят о «кризисе». Мне на самом деле очень непросто
сейчас. Представляете, недавно я понял, что есть я, а есть все
остальные люди. Это удивительное открытие, ведь когда-то мне казалось,
что мы с моей мамочкой – одно целое. Я, оказывается, умею ходить, могу
объясниться, и если раньше я о себе говорил в третьем лице, как мама –
«Саша хочет бай-бай», то теперь все чаще говорю про себя «Я». Мне
нравится «якать» гораздо больше, чем «мамкать»! Поэтому, кстати, я люблю
гулять не с мамой, а с папой. Мне кажется, что папа только притворяется
взрослым, а на самом деле он такой же мальчишка, как и я. Он говорит,
что я должен быть смелым и сильным, и никогда не запрещает мне делать
то, что хочется: качаться на качелях, прыгать в сугробы или играть в
футбол со старшими мальчишками. Он и сам с радостью присоединяется ко
мне, а если я падаю, говорит: «До свадьбы заживет» и «Шрамы украшают
мужчину», – и улыбается. И мои слезы куда-то уходят, при папе мне
почему-то совсем не хочется плакать из-за каждого синяка, как при маме. А
сегодня я сделал важное открытие! Это, наверное, только я могу жить сам
по себе и все делать самостоятельно. А мама без меня ничего не может.
Если я не намусорю, что ей будет убирать? А если она не будет меня
кормить с ложечки, то чем ей заняться во время обеда? И если я – за
дверь, она же места себе не находит! В общем, для мамы мы с нею –
по-прежнему одно целое. Даже не знаю, как рассказать ей горькую правду:
что я уже многое могу без ее помощи. Она, наверное, жутко расстроится,
начнет плакать, будет ругаться. Как бы кризисом дело не кончилось…
И еще мне кажется, что я все могу.
Например, могу бежать быстрее всех во дворе и залезть на самую высокую
горку. Ну подумаешь, упал однажды. А мама бросилась ко мне с
причитаниями и плакала, пока я сам не начал ее утешать. И конечно,
запретила мне залезать на горку. |