- Сколько у меня времени в запасе? - спросила я, удивившись своему спокойствию.
Виталик снял очки, тщательно протер и почему-то сунул их в карман
халата, потом стал перекладывать папки с историями болезни из одного
ящика в другой. Я наблюдала за его манипуляциями и ждала ответа…
- Ир, может, все же прооперируешься? Все не так страшно, как ты думаешь,
а после операции люди по двадцать лет живут, ты же врач и должна это
понимать.
- Да, я врач, именно поэтому под нож не лягу.
Мне было жалко на него смотреть. Мы знали друг друга со студенческих
времен и вместе пятнадцать лет работали в этой больнице. Виталик
прекрасный диагност и хирург от Бога. Смелый, решительный, творящий
буквально чудеса в операционной, сейчас в своем кабинете он был похож на
студента-первокурсника на экзамене.
- Ты пойми, надо еще раз тщательно обследоваться. Нельзя, основываясь
только на данных рентгенографии и УЗИ, утверждать, что это
злокачественная опухоль. Полежишь у нас недельку, все посмотрим,
взвесим…
Закончить я ему не дала:
- Сколько у меня осталось времени?
Он вдруг взорвался:
- Не хочешь обследоваться, ну и катись ко всем чертям! Нет у тебя
времени! Почти нет! От силы месяца три. Все, не мешай работать!
Он пнул ногой стул, который оказался на его пути, и выскочил из
кабинета. Милый, добрый Виталик не понимал, что у меня теперь нет
времени лежать на обследовании, которое ничего не изменит. Отработанная
годами привычка заботиться о ком-то и жалеть кого-то, но только не себя,
сработала и на этот раз. Истерики со мной не случилось, просто не было
осознания того, что этот страшный диагноз поставлен мне. Всего-навсего
был определен небольшой отрезок времени для выполнения нескольких,
теперь уже неотложных, дел.
Дорога домой в переполненном автобусе, по обыкновению, являлась моментом переключения внимания на домашние заботы.
Как и подавляющее большинство женщин, я не имела возможности на работе
думать о домашних делах, а дома не имела желания думать о работе. Двадцать
лет наша семья состояла из двух членов: меня и моего мужа. Детей у нас
не было, поэтому Женя для меня стал и мужем, и ребенком в одном лице. Он
был инфантилен и равнодушен ко всему, что не касалось шахмат. Шахматы
стали не игрой, не спортом, а образом жизни.
Мир королей, ферзей и пешек был гораздо реальнее и значимее всего, что
окружало Евгения в обыденной жизни. Он помнил, на каком ходу Корчной
выиграл у Карпова ладью в римском турнире, но из года в год забывал про
день моего рождения. Женя был абсолютно беспомощен в быту, к примеру, он
знал, что продукты лежат в холодильнике, но вряд ли задумывался над
тем, как они туда попадают.
Меня это не раздражало, и я считала даже удобным для себя то, что он не треплет мне нервы
по мелочам. Наша жизнь была лишена всех тех неурядиц и неприятностей,
которые случаются в обычных семьях, двадцать лет она текла ровно, без
подъемов и спадов. Все страсти бурлили на шахматной доске, и меня это
вполне устраивало… до сегодняшнего дня. После разговора с Виталиком
возник вопрос: что будет с Женей? У него, кроме меня, никого нет.
Выход только один: надо найти моему мужу новую жену. На первый взгляд,
эта мысль казалась дикой. Но только на первый. Начинать действовать
нужно было немедля. В тот же вечер я обзвонила несколько посредников по
найму квартир и оставила заявку на квартирантку – одинокую молодую
женщину в возрасте от 27 до 32 лет, для длительного проживания и
возможного ухода за одиноким мужчиной. Оплата по договоренности.
Следующие две недели были изматывающими. Я встречалась с желающими снять
комнату и пыталась составить представление об этих женщинах по
отрывочным сведениям, всплывающим в разговоре. Одни казались мне слишком
наглыми или вульгарными, другие – забитыми и малопривлекательными. Устав
от бесконечных встреч и разговоров, я неожиданно для себя согласилась
сдать комнату одинокой воспитательнице детского сада с совершенно
заурядной внешностью по имени Лида. Единственным ее преимуществом перед
другими претендентками было умение играть в шахматы. Посвящать ее в то, что мной было задумано, я не стала.
- Женя, я получила письмо от моей тети из Н-ска. Она просит на время приютить ее внучку. Ты не против?
- Конечно-конечно, пусть поживет, - ответил он, внимательно глядя на
шахматные фигурки. Впрочем, у него можно было и не спрашивать. Все равно
ему никто не мог помешать, он просто ни на кого не обращал внимания.
Лида была аккуратной, тихой и доброжелательной. Своим присутствием она
почти не изменила внешнее течение нашей жизни. Мы с ней общались, но
очень скованно, без обоюдного интереса.
Прошло еще две недели, период привыкания нашей квартирантки к новой
обстановке закончился, и я решила, что пора ее кое-чему учить.
- Лида, у меня скоро отпуск.
Мне предложили поехать в санаторий, но я смогу это сделать, только если
вы согласитесь присматривать за Женей, пока меня не будет. Сложного в
этом ничего нет. Человек он неконфликтный, вы сами видите. Чем и как его
кормить, я вам запишу, расскажу о его привычках и особенностях
характера.
Она молча кивнула и сосредоточенно посмотрела на меня. Мне показалось,
что она понимает больше, чем я могу ей сейчас рассказать. Я продолжила:
- Теперь он готовится к важному турниру, победа в турнире – это
довольно большие деньги, поэтому бытовыми мелочами его обременять не
нужно, важно создать наиболее благоприятные условия для его жизни.
Я говорила сухо и официально, будто лекцию читала, а не посвящала чужую женщину в мельчайшие детали жизни своего мужа.
- Деньги
лежат в секретере. Там же и все документы, которые могут понадобиться
вам в ближайшее время. Хорошенько запомните, где и как лежат его вещи.
Он любит порядок и нервничает, если не находит нужной ему вещи на
привычном месте.
Я возвращалась к этой теме еще несколько раз, пока не убедилась, что
Лида действительно все запоминает. По моим подсчетам, до начала болей у
меня оставалось месяца полтора. Три недели я собиралась провести в
санатории, а потом… Наверное, незачем говорить: врач всегда знает, что
может явиться причиной внезапной смерти, не похожей на самоубийство.
За несколько дней до отъезда я вернулась домой позже обычного. Открывая
дверь квартиры, неожиданно услышала музыку и смех. Не было привычной
спокойной тишины. Раскрасневшаяся Лида пыталась учить Женю танцевать.
- Ирочка, хорошо, что ты пришла. Лидочка уже хочет кушать.
Я не могла поверить собственным ушам. Впервые за двадцать лет Женя
выразил не свое, а чье-то желание! Все было настолько невероятно, что у
меня перехватило дыхание.
- Через двадцать минут все будет готово, - ответила я прошла в ванную.
Колючие, злые слезы катились по лицу, а мое зеркальное отражение
издевательски говорило: «Ну что ты ревешь, разве не ты привела ее сюда,
разве не хотела сама этого? Ты заигралась своим эгоизмом. Это ведь ты
сделала мужа инфантильным, безынициативным существом. Ты загнала его в
тот шахматный мирок, что оторвал Женю от реальной жизни. Тебе хотелось
сытого, обеспеченного и спокойного существования. Даже детей не хотела
иметь именно ты, а не он. Они могли бы испортить твою размеренную жизнь.
Тебе нравилось выставлять мужа напоказ перед своими знакомыми как
чудаковатого гения, а себя представлять мученицей, несущей тяжкий крест.
Не было никакого креста! Был обыкновенный трезвый расчет. Тебе нужны
были призовые деньги, и поэтому ты лишила его всех радостей
человеческого бытия, ограничив жизнь шахматной доской. Скоро твой муж
поймет, что ты сделала с его судьбой, и пока этого не случилось, тебе
лучше убраться из дома!»
На вокзал меня никто не провожал. С Женей я попрощалась в квартире,
пообещав написать ему и вернуться отдохнувшей. На лестничной клетке Лида
тихо сказала: «Ключи оставьте». «Какие ключи?» - не поняла я. «От
квартиры. Они ведь вам больше не нужны?»
Я молча передала ей футляр с ключами. В санатории было совсем немного
народа. В такое время года Крым - не лучшее место для отдыха. Но моему
настроению эта слякотная серая зима вполне соответствовала. Впервые в
жизни я ощутила абсолютную пустоту и в душе, и в мыслях. Не хотелось
даже читать. Наличие пятидесяти человек вместо трех сотен позволило
медперсоналу санатория уделять гораздо больше внимания каждому
отдыхающему. Я не особенно жаждала встречаться с врачами, но скрыться от
них было невозможно. Дабы не привлекать внимания к своей персоне, мне
пришлось ходить на совершенно бесполезные процедуры. Каждый отдыхающий
обязан был пройти УЗИ, я не стала исключением.
Здоровый дядька с волосатыми руками, больше похожий на мясника, чем
на доктора, поводив по моему телу датчиком, бодро воскликнул: «Здорова!
Следующий!» «А правая почка?» - спросила я. «На месте ваша правая почка.
И левая тоже. А все, что не так, я здесь описал». Он сунул мне в руки
листочек с описанием. С места я двинуться не могла.
- Послушайте, давайте еще раз посмотрим мою правую почку, - жалобно попросила врача.
- Понравилось, голубушка! Увольте, увольте. Мне еще человек шесть принять надо.
- Но мне сказали, что у меня опухоль на правой почке?
- Кто сказал? Шутники, голубушка, шутники!
Теряя остатки терпения, я постаралась ему все объяснить и подкрепила
слова медкартой, которую взяла с собой. Он внимательно посмотрел
документы, после чего позвал коллегу, и они уже вдвоем детально обсудили
все, что видели на мониторе прибора.
- Нет у вас никакой опухоли и не было, голубушка. Если сомневаетесь, я
дам вам направление на консультацию к нашему ведущему онкологу.
- Ну а как же показания УЗИ в нашей клинике? – Я все еще боялась поверить ему.
- Эх, голубушка. К этому умному японскому прибору еще бы такую же умную
голову иметь неплохо. Так и передайте в своей клинике. По всей
вероятности, у вас был отек почки в результате воспалительного процесса.
Сейчас воспаления нет, нет и отека.
Консультация у онколога окончательно убедила в том, что я совершенно
здорова. Я шла по чужому городу, загребая ногами сырой снег и не знала,
что же буду делать с такой длинной и никому не нужной жизнью. По пятам
брел дрожащий щенок. Я взяла на руки этот мокрый комочек и сказала:
«Теперь будем с тобой жить друг для друга». Анна Стрелкова
- Сколько у меня времени в запасе? - спросила я, удивившись своему спокойствию.