Наша жизнь

Долгое время для меня практически не существовало «еврейского вопроса», мне претили националистические разговоры, я никогда не собирался в Израиль, всегда считал, что моя родина здесь.

Как всякий русский интеллигент – не по крови, но по языку и культуре – я болел за свою страну. Закончил исторический факультет педагогического института, уехал работать по распределению на Урал, добросовестно учил и воспитывал детей, занимался с трудными подростками, создал педагогический театр.

Я ни о чем не жалею. Даже уверен, что все было не зря. У меня есть доказательства – судьбы моих учеников.

Но в последнее время произошло что-то весьма существенное, что вытолкнуло меня из активной общественно-политической жизни и заставило посмотреть на все это глазами стороннего наблюдателя. И дело не только в объективно возросшем русском национализме, в изобилии антисемитских заявлений по любому поводу, которыми пестрит интернет, в циничности власти, в общем культурном и нравственном упадке. А больше в том, что на моих глазах, в режиме онлайн, как принято нынче говорить, за короткий срок в двадцать лет большинство людей решительно отвернулись, как мне казалось, от лучшей судьбы. Или, наоборот, подтвердили свою.

Когда-то, в середине 80-х, я говорил своим друзьям: история обязательно пройдет сквозь нас. В том смысле, что грядут глобальные события для нашей страны и для всего мира. И вот история первой волной прошла, но как-то стороной. Задев нас, конечно, немного изменив бытие, но вовсе не нарушив стереотипов сознания. И в очередной раз на исторической развилке население России ведет себя все так же: топчется на месте, постоянно то поворачивая голову назад, то задирая ее вверх. Традиционно ища причины своих неудач на стороне и, как обычно в таких случаях, вытаскивая на свет божий замшелое чучело виноватого во всем «козла отпущения».

Старая песня о главном: если наше недавнее прошлое и было не очень светлым, так потому что у Ленина – дедушка Бланк, революцию сделал Троцкий, репрессии начались при Ягоде, самый грубый член Политбюро – Каганович, самый жестокий и глупый политработник – Мехлис; за развал Советского Союза и обнищание людей отвечают Гайдар и Чубайс, а за войну в Чечне и олигархическую власть – Березовский, за оболванивание русского народа – Гусинский, а за воровство и коррупцию – Абрамович.

Все эти люди играли и играют не всегда благовидную и далеко неоднозначную роль в русской истории. Вечно пассионарные евреи действительно постоянно вмешиваются в гущу событий. Независимо от того, где рассеяны. И, наверное, неслучайно Куприн как-то назвал их вечной закваской мировых брожений. Возможно, потому что им кажется, что они знают, как лучше. Притом для других. Потому что зачастую забываются и начинают всех равнять под одну гребенку. Пытаются учить, а потом просто тащить людей за волосы в светлое будущее. А те, бывает, даже не ощущают, что тонут в болоте настоящего.

В пылу азарта они забывают, что инициативы наказуемы, а мир не живет одной лишь политикой и общественными передрягами. Он живет музыкой, литературой, научными открытиями. А ведь именно в эти области знаний, культуры евреи внесли особый вклад. И их за это ценят. Но как только они начинают активно вторгаться в общественно-политическую сферу стран, где живут, у местного населения возникают страхи и рождаются злые пародии. Образ древнего народа неизменно начинает ассоциироваться с шекспировским Шейлоком или фейхтвангеровским Зюссом.

Это связано еще с одной особенностью евреев – они никогда не живут в диаспоре. Они не считают себя «пришельцами», они уверены, что они такие же немцы, французы, американцы, русские… Если их не загоняют в гетто, они ощущают себя как дома. Но им постоянно напоминают, что они в гостях.

Вот и в России некоторые идеалисты полагают, что русские и евреи – как пара рельсов, по которым движется новейшая история России. Имеется в виду, что это единое целое, борьба и единство противоположностей. Другие же считают, что это всего лишь параллельные прямые, которые не пересекаются. Двести лет вместе – для одних, двести лет рядом – для других.

Конечно же, эти «параллельные» в быту постоянно пересекаются, притом во благо обоих народов, но в политике, в острых фазах общественной жизни чаще всего, кроме «сотрясения мозгов», это нарушение Евклидовой аксиомы ни к чему путному не приводит.

В том числе и потому, что у русских и евреев есть свои глубинные ментальные различия. Евреи не признают авторитетов, рефлексия и сомнения для них – образ существования. Они странники, постоянно готовые к движению, к поиску.

Русский же человек, наоборот, годами и десятилетиями безмолвно накапливая свои чувства, без остатка воспламеняется потом от одной спички, но и быстро гаснет. Подспудно он в постоянном температурном стрессе, амплитуда для него – норма вестибулярного аппарата; он и царист, и «бомбист» в одном лице; он не индивидуалист, а, скорее, отшельник, внутренний эмигрант; он или толпится под общими знаменами, или оседает в самой крайней хате.

Русские всегда «культурно тревожны» и не успокаиваются, пока не приведут разнородные части к общему знаменателю. Евреи же наоборот: любое цельное явление стремятся разделить на части и уравновесить получившиеся компоненты так, чтобы они могли составить как можно больше разных вариантов.

У одних почва под ногами, у других – многовековой опыт наблюдений.

Смею предположить, что евреи действительно недостаточно чувствительны к почве, конечно, небезразличны, но все же не так, как русские. (Хотя порой им самим кажется, что и больше.) Русские люди говорят, что когда они критикуют себя и страну, ими движет боль. Когда об этом же говорят евреи, возникает привкус горечи. Может, это и потому, что евреев воспринимают все-таки как смотрящих немного со стороны. А когда все же изнутри, то им сразу напоминают их место. В лучшем случае, «евреев при губернаторе».

Потому что евреи среди русских воспринимаются, в основном, как контекст. А если они начинают претендовать на роль текста – выходит путаница и образуются конфликты.

Особенно, как сейчас, когда маятник качнулся в сторону национальной идентификации русских. Когда русские начинают самоидентифицировать себя как русских, евреи начинают вспоминать, что они евреи. Потому что процесс национализации сознания у русских редко обходится без отчуждения евреев. Русские евреи же всегда вспоминают о себе как о евреях только когда в обществе, как запах гари в нынешнее лето, ощущается запах антисемитизма. Хотя он был всегда – меньше или больше, потому что «торфяники» антисемитизма продолжали где-то тлеть на большой глубине. И никто не принимал сложного, но радикального решения их затопить.

Справедливости ради отметим: русский человек – националист лишь в минуту слабости, его нормальное состояние, скорее, имперское. Он идентифицируют себя в первую очередь с империей, а не со своей национальностью, которой готов даже пожертвовать во имя этой самой империи.

При этом в обычном имперском состоянии многие русские люди не готовы обойтись без «дружбы народов». И, конечно, без евреев: одни не могут без тех самых «козлов отпущения», другие – без своих умных шутов. А третьи искренне любят евреев и даже преклоняются перед ними.

В общей же своей массе отношение к евреям не злобное, но почти всегда не равнодушное. Сегодня – их винят (пусть и не в первую очередь), завтра снова примут в лоно имперской семьи.

Но трудно все время оставаться заложниками эмоциональных порывов и изменчивого настроения. Единственный путь к подлинному, осознанному объединению всех народов – не воссоздание империи как самоцель, а, в первую очередь, создание гражданского общества. Но большинство людей по-прежнему озабочено лишь величием страны, под которым понимаются отнюдь не гражданские свободы и порой даже не сытая жизнь.

И пока «титульная нация» сама не придет к первичности идеи гражданского патриотизма, по моему глубокому убеждению, евреям совсем не время «шить ливреи».

Я понимаю, как может раздражить моя точка зрения, как может обидеть и тех евреев, что давно и глубоко ассимилировались и вправе посчитать мои слова дискриминацией в свой адрес, и тех русских, что устали слушать «сказки» о своей «холопско-имперской» истории и доказывать свою полную лояльность и неагрессивность ко всем народам.

Но я никого не хочу разъединять. Именно поэтому рискну сказать: может быть, евреи – это не более чем глаза Бога на земле? И если эти глаза замутнены активным соучастием, то увиденное может исказиться, а негласный завет нарушится?

Я не призываю ни к избранности, ни к ассимиляции, я вообще не призываю – только напоминаю о мудрости и осторожности.

Те, кто уехал в Израиль, выбрали кровь и почву, а вместе с этим активное вмешательство в окружающий их мир. А те, кто остались и прикипели душой к русской земле, советскому прошлому, дружеским застольям, кухонным разговорам, их миссия – размышлять и просвещать. Какая бы степень укорененности не провоцировала на полноправное активное участие в общественно-политической жизни.

Хотя – легче сказать, проще предупредить, труднее осознать и исполнить «завет».

Русский еврей-интеллигент находится в постоянном противоречии. «Не вмешиваться» – подсказывает ему нечто глубинное, отвечающее за разум и «шестое чувство». Но «что-то ведь надо делать» – нашептывает воспитанная в русской культуре гражданская совесть.

Фатально, но в этом противоборстве русский интеллигент частенько побеждает еврейского мудреца.