Когда тетка Валя приходит в гости, я всегда
испытываю чувство удушающего стыда за полное отсутствие родственных
чувств и глухое раздражение. А приходит она часто…
Как так получилось? Моя матушка звезд с неба не хватала, но умудрилась
выскочить замуж за бравого полковника с прямо-таки гусарской фамилией,
вырасти в дородную генеральшу. Со всеми прилагающимися льготами, большим
достатком и здравыми взглядами на жизнь. Ее родная сестра Валя блестяще
училась и вдруг «вполне предсказуемо» после замужества стала Валентиной
Тупицыной. Тупицын любил свободу в любых проявлениях: от
ответственности, от работы, ума, денег и отцовских чувств к глуповатому
отпрыску Сереже Тупицыну. Казалось бы, каждому свое - где родился, там и
сгодился. Но все детство
и юность удручающе простой Сережа провел в моей компании: на даче, на
море, в летнем лагере — двоюродный братец следовал за мной тенью. Я
бесновалась, но против воли своей суровой матушки не смела идти. А она к
племяннику и простодушной сестрице питала прямо-таки материнские
чувства. Не из жалости, не из родства, а искренне любила.
- Ты, Люба, больно строгая у меня, - журила матушка за мое прохладное
отношение к родным, - а ведь в жизни есть и просто любовь. Валя у нас
простодушная, безыскусная. Все на виду, все на ладони. Если что с нами
случится, они же с Сережкой костьми лягут, но на себе из огня вытащат.
Ты помягче, дочка, подобрее будь.
О муже и отце Тупицыне к тому времени говорили только в прошедшем
времени: неудержимая тяга к дальним далям увела страдальца прочь из
семьи…
* * * Самое кошмарное то, что тетя Валя любила меня слепо, не рассуждая, до одури. От этого становилось горько и противно на душе.
Говорю же, была бы она склочной теткой, я бы чувствовала себя
прекрасно: моя неприязнь обоснована, за что корить себя и ворчать на
мать? Но тетка была то ли из блаженных, то ли святых. Слепая в любви, не
зная сомнений…
Собираюсь вечером на дискотеку, уже с фиолетовыми полукружьями на веках, в мини и с декольте, а тут звонок в дверь. На пороге наша бедовая Валя с каким-то свертком.
- Любушка, - ласково так, как умеют лишь по-настоящему добрые люди, - я тут сырничков,
оладушков напекла, поешь, солнышко. Вон какая худая, совсем вас
загоняли в этих институтах. Кушай, а я тебе про Сережу расскажу. Знаешь,
Любушка, девушку приводил знакомить. Дай бог, сложилось бы у них. Тебя
вот замуж выдадим, и все, помирать можно, чтобы не мешать вам. Старики
они ведь вредные бывают, чего молодым жизнь отравлять…
Она течет ручейком, рассуждает и философствует, а я ем сырник и тихо все
ненавижу. На диско не попадаю, до братца Сережи мне дела нет… Но если я
прерву тетку, мать меня потом всю жизнь этими сырниками и оладьями
корить будет. Господи, за что? Святая простота, и ведь не из дурных
побуждений, а потому что любит и соскучилась.
* * *
На собственной свадьбе
я больше всего боялась, что тетка Валя и братец выкинут фортель. Не зря
боялась. Генеральские дочки (как я) не выходят замуж за простолюдинов –
ясно как белый день. Но на свадьбу принято приглашать всю родню. К тому
же не забываем, что у меня суровая матушка с дикой любовью к
родственникам.
Когда мы с новоиспеченным мужем шли на круг вальса, тетка Валя вдруг
зашлась плачем. Тоненько так, с подвыванием. Все недоуменно
переглянулись, остановили музыку. Мой отец вскочил со стула, свекор
схватился за сердце. А она плакала от избытка чувств, от того, что за
меня теперь можно не беспокоиться…
- Ты ее не обижай, соколик, - целые полчаса она хватала моего Женьку за
рукав. – Она же в ласке выросла, не пуганая. Один раз только мать ее
хворостиной по ногам хлестнула, когда она на даче потерялась. Мать в
ужасе, пятилеточка наша пропала, темень на дворе, хоть глаз коли, а ее
нигде нет. Я уши Сережке надрала – куда смотрел, негодник? Почему
сестричку не углядел? Мальчонка ревет, отец корвалол стаканами пьет, у
матери руки-ноги отнялись от страха, я всю округу обегала – нет девки
нашей!.. Когда уж собрались в милицию бежать, глядь – идет наша лебедь
белая! Довольная, халатик на ней белый, но почему-то в красных
пятнышках. Мы чуть разом не поседели. А она залезла в соседский малинник
и ну пировать!.. И не заметила, как стемнело. Ну мать в сердцах и
полоснула ее чем под руку попадется. Один раз, больше я не дала,
выхватила из руки. Зачем обижать? Девчонка и сама испугалась, ревет
белугой… В общем, не обижай ее, в ласке она взрощена.
Не успел мой Женька прийти в себя, тут подлетел Сережа-братец.
- Жень, а пойдем на рыбалку? Вот ей-богу, такие рыбные места знаю –
закачаешься! Одному тебе скажу как другу, как единственному теперь
навеки другу! Я тебе такую удочку сделаю – закачаешься!..
А Женька уже и впрямь качается. От волнений в день свадьбы, от
пережитого разговора, от выпитого и съеденного, от усталости! А тут
стоит странный человек в странной одежде, едва не в картузе и сапогах, и
клянется любить его как родного брата. На всю жизнь. Но если Женька
обидит его сеструху любимую, то лучше не надо…
Вот такие они, родственники по фамилии Тупицыны. И свадьба моя в начале 90-х была незабываемой благодаря им.
* * *
Настя родилась только в девяносто седьмом. Я уже отчаялась родить,
Женька ходил мрачнее тучи. Да и родственники доставали вопросом про
наследника. Тетя Валя запросто приходила вечерами, вечно приносила
какие-то корешки и травки, которые полагалось то заварить и самой пить,
то под кровать супружескую положить, то мужу в чай добавлять – для
скорейшего зачатия. То она ездила на последние деньги в какой-то город
поставить какую-то свечу и привезти кусочек святыни, «чтоб деточка
скорей завелась».
Она действительно верила, она любила. И этой любовью доводила до
отчаяния. «Из огня на плечах вынесут? – зло думала я, вспоминая
материнские наставления. – Да они в огонь загонят этой своей любовью, в
преисподнюю. Я бесплодия боюсь, а она сводит с ума этими корешками
дурацкими».
В беременность я набрала 15 лишних килограммов благодаря ежедневным
теткиным сырникам. Жевала тесто с творогом и жалела, что не о ком ей
заботиться, нет внуков. Странный нрав Сережи Тупицына быстро
обнаруживался, поэтому построить личное счастье ему не удавалось.
Поделом дурню.
* * *
Едва принесли Настю из роддома, появились дражайшие родственники с
поздравлениями и подарками. Тетка, невозможно гордая, презентовала
костюм. Жуткий детский комбинезон
ядовито-розового цвета. Из чистейшей синтетики. Явно купленный у
выходцев из Азии, которые заполонили все рынки. Я смотрела на подарок и
понимала, что большего, чем эта розовая пошлость, она не могла себе
позволить со своего скудного дохода. И все равно злилась. Уж лучше
дешевую пустышку, чем это. А новоиспеченный двоюродный дядя Сергей
Тупицын подарил куклу. Даже говорить не хочу.
…Вечером мы с мамой купали малышку. Настька сучила ножками в воде, а ее бабушка сияла от счастья. Зачем я испортила этот момент?
- Мама, ты видела, какую гадость наша Валя принесла? Уж лучше с чахлым цветком, чем с этим…
И тут же радость в материнских глазах померкла. - Не дай бог тебе, Люба, оценить когда-нибудь прелесть и значимость
этих жутких костюмчиков. Давай полотенце, хватит ей бултыхаться.
Вот так. Жестко и с нажимом.
* * * Не знаю, когда все пошло наперекосяк. Сначала не стало отца, потом мамы.
Я вдруг почувствовала, что осиротела. Кому мы нужны с дочкой? Мужу и
отцу. Эх, дочки генералов никогда не выходят за простолюдинов. И зря.
Надежнее.
Наш папа возвращался поздним вечером, проходил в гостиную и бухался
спать. Уработался, кормилец. На каких-то диковинных работах. Денег
выделял мизер, в аккурат на памперсы и детское питание. Господи, банальная и каждый раз страшная для любой женщины история…
Все опустело и стало не мило. Подруг я не нажила, да и ни к чему они.
Никакая подруга не станет тискать твоего малыша в объятьях, говоря милую
чепуху: «Ай да ты ж моя хорошая, раззолотенькая!» Не станет подкидывать
хохочущую ляльку вверх, а потом: «Люба, ты посиди отдохни, умаялась
поди с маленькой. А я ей яблочко потру, не надо химию в банках
покупать». А счастливый двоюродный дядя в это время ищет на антресоли
своей детский велосипедик «Гном 3»…
А потом Настя спала, мы сидели на кухне, Сережа чинно пил из рюмочки винцо, я ела суп.
Простенькая похлебка из доступных продуктов — колечки морковки, ломтики
картошки, мясца малость. Но в один момент она вдруг стала комом,
невыносимо соленым комом в горле.
- Ты не тревожься, Любушка. Матери с отцом нет, так мы вам
поможем. Свои же, родненькие. У меня пенсию прибавили, Сережа
подрабатывает, обувь ремонтирует. Костьми ляжем, но вырастим.